— Ты мне наскучил, — отмахнулся Пророк и крикнул в сторону: — Стража!
В шатер вошел могучий стражник в кожаном доспехе. За ним ужом проскользнул секретарь с пером за ухом.
— Кого?
— Вот его, — Пророк указал на Шамбамбукли.
— Голову рубить или как?
Шамбамбукли судорожно схватился за горло, на котором виднелись уже два свежих шрама.
— Нет, — после секундного раздумья ответил Пророк. — На этот раз, пожалуй, утопление.
Стражник выволок Шамбамбукли из шатра.
— Уже четвертый в этом месяце, — заметил секретарь, делая пометку на папирусе.
— Тот же самый, — отозвался Пророк.
— И всё никак не угомонится! — с ноткой уважения произнес секретарь.
— Ничего, угомоним! — заверил его Пророк. — Наше дело правое. С нами бог.
— Ну что ты все прыгаешь туда-сюда? — недовольно поморщился демиург Мазукта. — Сядь, успокойся.
— Погоди, я еще раз попробую.
Демиург Шамбамбукли зажмурился, сосредоточился — и исчез. Не прошло и тридцати лет, как он снова появился — сконфуженный, с торчащим из груди кинжалом.
— Горе ты мое, — вздохнул Мазукта, выдернул кинжал и залечил рану. — И что тебе неймется? На кол сажали, камнями забрасывали… А вспомни, как тебя скормили пираньям! Я еле сумел потом собрать по кусочкам! Хоть объясни толком, зачем это всё?
— Некогда объяснять, там такое!..
— Чай остынет, — начал Мазукта, но Шамбамбукли уже опять исчез.
Мазукта покачал головой и отпил из своей чашки.
Вскоре появилась голова Шамбамбукли, а затем и весь он, по частям — руки, ноги, туловище. Мазукта со вздохом отставил чашку и подошел к расчлененному другу.
— Четвертовали?
— Ага. Сложи меня обратно?
— Нет, — отрезал Мазукта. — Сперва объясни мне, к чему такая спешка. Зачем тебе обязательно надо рождаться в этом дурацком мире и погибать дурацкой смертью?
— Там ужас и беззаконие, — всхлипнул Шамбамбукли, и по его щеке скатилась слеза, тут же услужливо вытертая Мазуктой. — Горят костры из книг, а на них сжигают живых людей, представляешь?
— Представляю, — кивнул Мазукта. — И что?
— Что значит «и что»?! Надо что-то делать!
— Допустим. И что именно ты делаешь?
— Я говорю людям, что это нехорошо. А они… вот.
— Каким людям ты это говоришь? — уточнил Мазукта.
— Ну всяким… От кого что-нибудь зависит. Первосвященникам, вождям, разным советникам…
— Ну и получаешь что заслужил! — подытожил Мазукта. — Ты не с той стороны взялся за дело.
Мазукта приделал руки и ноги товарища обратно к телу, поднял его голову и поднес к своему лицу.
— Если ты опять скажешь «бедный Шамбамбукли», я укушу тебя за нос! — мрачно пообещал Шамбамбукли.
— Ладно, не буду, — согласился Мазукта и посадил голову обратно на плечи. Шамбамбукли сел и осторожно повертел шеей.
— Больно, — пожаловался он. — Так что же я делаю неправильно?
Мазукта не торопясь взял свою чашку, отпил и задумчиво прищурился.
— У меня когда-то была такая же проблема, — признался он. — Ну, почти такая же. Люди собирались на холме и… неважно. А я, молодой тогда еще, спускался к ним и вразумлял. Шрамы до сих пор ноют… А потом…
Мазукта снова отпил, уставился в круговорот чаинок и замолк.
— Ну? — не выдержал Шамбамбукли. — Что ты придумал?
— Дрова, — односложно отозвался Мазукта.
— При чем здесь дрова?!
— А при том. Я сделал это удовольствие платным. Не понимаешь?
— Нет.
— Ну как же! Если бы я пришел к пророку и сказал ему все, что думаю — меня бы тут же дубиной по голове — и на корм свиньям. А я сделал иначе, я всего-навсего внушил главному казначею одну простую идею. Дрова ведь денег стоят?
— Ну…
— Правильно. Чтобы сжечь ребенка — нужны дрова. А на всех не напасешься. Значит, каждый, приносящий в жертву сына, должен заплатить за казённые дрова.
— Я не улавливаю…
— Да всё просто, — махнул рукой Мазукта. — Одно дело — бросить в огонь своего ребенка, это каждый может. Даже гордится потом — вот, мол, смотрите, не пожалел! А вот отдавать деньги… это совсем другое! На такое не каждый решится. Тем более, если надо заранее составить заявку для отчетности, подписать четыре разных бланка, несколько месяцев ждать очереди… В общем, за пару десятков лет такое развлечение полностью сошло на нет.
Мазукта похлопал по плечу сконфуженного Шамбамбукли и ободряюще улыбнулся.
— Да не переживай ты, с кем не бывает! Просто впредь не слишком полагайся на нравственность и здравый смысл. Миром управляют товарно-денежные отношения.
— Привет, — сказал демиург Мазукта, придя в гости к демиургу Шамбамбукли. — Как дела?
— Да что мне сделается, — пожал плечами демиург Шамбамбукли.
— Вид у тебя усталый.
— Это потому что я устал, — объяснил Шамбамбукли.
— Хм? — Мазукта изобразил на лице заинтересованность.
— Люди построили храм. И молятся там три раза в день. А я тут должен сидеть как дурак и слушать.
— Это необязательно, — заметил Мазукта. — Ты можешь сидеть как умный.
— Все равно тяжело это. Ладно бы еще что-нибудь интересное рассказывали — так ведь нет. Каждый день одно и то же, одними и теми же словами. Уже и сами не понимают, что говорят, затвердили и бормочут автоматически, а думают о чем-то своем.
— Хоть об интересном чем-то думают?
— Да когда как…
Мазукта уселся в кресло поудобнее, закинул ногу на ногу и, сотворив себе сигару, с удовольствием закурил.
— Ну и когда оно как? — спросил он, выпуская колечки дымы из ушей.